Крещенские морозы [сборник 1980, худож. M. Е. Новиков] - Владимир Дмитриевич Ляленков

— Колька и Мишка подрастут, там же и в институт поступят, — мечтала Алена, — и никуда из дому им уезжать не надо будет, верно?

— Верно.

— Но ты, Степанушка, должен немножко измениться, — говорила жена.

— Как же это?

— Ты должен степенней стать. Гонять голубей не нужно. Ну скажи, какой ты милиционер, когда машешь пугалом и свистишь? Тебя уважать не будут! Кто из начальников в городе пугает голубей и свистит? Никто. Вот ты о чем подумай, Степа. И еще вот что: гони прочь от двора мальчишек. Не водись с ними. Это неприлично.

Издавна поставляют голубятникам коноплю и просо мальчишки. Где-то в деревнях добывают, перепродают. Мерой у них служат картузы.

— А где мне коноплю брать тогда? — спрашивал Степан.

— Я достану. Я буду доставать тебе сама и коноплю и просо…

И после этого Алена стала прогонять со двора мальчишек.

— Миля! — звали они в субботу или в воскресенье Степана из-за калитки, держа зерно за пазухами.

Алена брала палку, спешила к воротам.

— Геть отсюда, шантрапа босоногая! — кричала она. — И чтоб не смели здесь появляться!

Мальчишки с удивлением разбегались. Заводской шофер Петька привез во двор Мильковских полмешка конопли с просом. Но семя оказалось прогорклым, а голуби у Степана летные, их, как и спортсменов, абы чем кормить нельзя. Будешь так кормить летного голубя, у него зоб отяжелеет. Выносливость пропадет. Степан встретил мальчишек на базаре, шепнул, чтоб через огороды в летний домик конопляное семя приносили.

11

В конце июня отвез Степан Валентину на своей колымаге в колхоз практику проходить. В тот самый колхоз, в котором ему когда-то характеристику написали. Начальство в колхозе было уже другое, но бухгалтер остался прежний.

Ехала Валентина с тревогой. Молчала, кусала губы, все озиралась, будто бандиты какие могли налететь из оврагов. Степан подбадривал ее. Она говорила, вся группа их будет проходить практику в одном колхозе. Но возле правления встретил ее один Володька Гридасов. Степан хотел поселить ее у бухгалтера. Гридасов сказал, что группа их уже устроилась в пустой школе в деревеньке Хеньковской.

— На мотоцикле туда не проехать, — сказал Гридасов Степану, беря рюкзак и корзину Валентины. — Пруд там разлился. Плотинку прорвало… Все залило. Не проехать…

Валентина молчала.

— Ну, приехали, что ли? — сказал ей Степан.

Она молчала, кусала губы.

— Да ты чегой-то, — утешал ее Степан весело, — не на северный полюс заехала! Ты это самое, что надо будет, позвони из правления Алене на завод. Я мигом подскачу на своей тигре!

Она кивала.

— Пошли. Ребята заждались, — сказал Гридасов и пошагал через ржаное поле.

Степан развернул колымагу, махнул Валентине рукой. Она помахала, медленно пошла за Гридасовым. Вскоре оба исчезли за холмом.

Вернулась Валентина домой во второй половине августа. Совсем черная от загара. Не понять было, то ли она поправилась, то ли просто крепче стала от деревенской пищи. Мужа предупредила по телефону, когда приедет. Он приготовил ужин. Она нашла, что в квартире беспорядок. Прежде всего и навела порядок, рассказывая оживленно, как они группой посадили в калошу председателя колхоза. Тот велел вспахать Захаровский клин, который сто лет не пахали — только сено косили на нем. И вот они, студенты, обследовали весь этот клин, и что же? Гумус на нем всего в два-три сантиметра!

— Представляешь, Саша? За миллионы лет природа накопила на меловом плато два-три сантиметра почвы — и вдруг вспахать ее! Гридасов у нас есть такой, я покажу его тебе, — говорила она. — Смешной такой, но настырный. Я училась с ним. Представляешь, вроде гадкого утенка в классе был, а тут выдвинули мы его лидером. Собрал он собрание. И знаешь, доказали, что клин пахать нельзя! И председатель Сивушкин отменил распоряжение свое!

Пушков любовался ею, думал о том, как труд хорошо подействовал на жену.

— Ты моя славная, — говорил он, лаская ее, — ты у меня совсем цыганочкой стала…

Ночью она даже поплакала. Сквозь сон он спрашивал, что с ней. Она говорила, что соскучилась, боялась за него.

На другой день было воскресенье. Муж опять куда-то уехал. Принарядившись в брючки и в короткую жилетку, Валентина отправилась к Мильковским. Пелагея и Алена возились на кухне, Авдеич с утра пораньше ушел к заказчикам. Степан возился в сарайной мастерской, вытачивал что-то, зажатое в тисках. Бездумно напевал куплеты. Считаются они неприличными, но знают их испокон веков на Пархомовской и старые и малые.

Сербиянка Аза

Дала мне два раза,

Дала мне два раза

Себя поцеловать,

А девочка Мила

Ване говорила:

Сегодня нельзя…

— Степан! — оборвал куплет голос Валентины. Она и Алена стояли в дверях.

— Сколько раз тебе говорить? — Алена топнула ногой. — Не смей твердить эту похабщину!

Степан положил рашпиль на верстак, с удивлением уставился на женщин. Расхохотался, обхватил их, повертел, целуя.

— Ну, Валентина, — сказал он весело, — ты уже не анютины глазки, а настоящая артистка! — и шлепнул ее по тугой ягодице.

— Перестань! — взвизгнула Валентина. — Прекрати хамские замашки, Степан! Пойми, ты готовишься к другой жизни, — как ты не можешь понять? Ты следить должен за собой. Сколько тебе говорить об этом? И забудь про эти уличные прибаутки!

— Уже давно я не слышала, — говорила Алена, — но как забудется, займется своими железяками, так прет из него! Пошли в дом, — позвала она Степана.

Усмехаясь виновато, он вымыл руки. Женщины усадили его в горнице за стол. Под диктовку Валентины Степан и написал тогда первое свое заявление на имя Пушкова. Степан просил принять его на работу в милицию.

12

В январе Степан уже работал в милиции. В его участок попали главная улица, Техникумовская и родная его Пархомовская. С детства у Степана было прозвище Миля-бей. Мальчишкой, перед тем как схватиться в драке с каким-нибудь очередным противником, он кричал сам себе: «Миля-бей!» — и бросался в битву. Прозвище прилипло к нему. Многие и старые люди называли его Милей. Теперь стали называть Степаном Ивановичем. Раскланивались с ним, он вежливо, с достоинством отвечал им. Первое время, выходя из дому на дежурство, то и дело надувал щеки, морщил лоб. Глядел направо, налево. Стоял так некоторое время и потом отправлялся.

Полученная Степаном форма: полушубок, шапка и сапоги не понравились ни Алене, ни Валентине. Форму сшили лучшие мастера промкомбината, женщины водили Степана на примерку. Летнюю форму тоже сшили.